В 1992 году в издательстве «Змей Горыныч» на английском языке увидел свет роман Юрия Александровича Никитина «Hyperborean» («Гиперборей»), один из центральных в будущем цикле о «Троих из Леса». Книга каким-то образом попала на чёрный рынок, и бросилась мне в глаза необычностью оформления. Кроме удачных иллюстраций на четвёртой странице приводилась в виде древа легендарная «Генеалогия князя Рюрика, потомка богов и героев, собранная Вещим Олегом». Моего изрядно забытого английского и после армии хватило бы на то, чтобы разобрать имена князей, отнюдь не норманнские, и название священного острова Рюген. Я буквально вырвал том из рук книжного спекулянта, по тем временам – уже бизнесмена. Дело происходило в Москве, то ли на Кузнецком мосту, то ли на улице Бутлерова…
Я ещё не был на тот момент знаком ни с трудами Аполлона Григорьевича Кузьмина, ни с «Великопольской хроникой», только-только осилил пару томов Бориса Александровича Рыбакова. Живейший интерес к доселе недоступной мне «подлинной истории Руси», изложенной пусть и в виде художественного произведения, как оказалось, ещё и фэнтезийного, подвиг меня взяться за английский, чтобы одолеть книгу… Любопытное время при всей наивности нашего молодого представления о критериях научной истины и первоисточниках!
В 1993 году уже на русском у Никитина был издан собственно роман «Трое из Леса», и уже к Осенинам того же года, потому и запомнил, в руках держал долгожданное продолжение «Трое в Песках». Все 1990-е выходившие одна за другой книги Юрия Александровича Никитина о богах и героях «дохристианской» эпохи умело вплетённой в лихо закрученный сюжет языческой философией торжества справедливости формировали движение за Возрождение Традиции. Будучи неоднократно переизданными затем крупнейшими игроками книжного рынка, эти романы продолжают незримо делать своё дело. Не стоит, впрочем, забывать, что это художественные произведения, призванные взывать к эмоциям читателя. Любителей трёхручных мечей, конечно, будут искать и непременно найдут во Вселенной Никитина и ляпы, и неточности, и будут брызгать ядом, принимая иронию за чистую монету, просьба – не беспокоиться.
Иногда автор с улыбкой мистифицировал слишком увлечённого читателя, который принимал откровенный сарказм за чистую монету. Так в конце первого издания романа «Семеро Тайных» в 1998 году Юрий Никитин поместил приложение под заголовком «Звёздная карта, составленная Олегом Вещим для рождённых в северных странах и дошедшая в записях на бересте до наших дней», год был разбит на периоды, как в Зодиаке, среди которых значились, например: Жаба, Кузнечик, Хомяк, Равлик (улитка), Хрущ («добрый жук, старый общий друг»)… Когда текст романа слили в Интернет, всякие саяно-австралийские «ведуны» вдруг принялись пользовать страждущих чего-нибудь истинно древнеславянского по этой целиком выдуманной системе под названием «Славянский звериный гороскоп», так даже Остап Бендер не морочил головы жителям будущих New Васюков.
Цикл то прерывался, то возобновлялся с прежней яростью, поскольку и создатель то увлекался новыми проектами, охладевая к прежним, то возобновлял разговор с читателем устами Олега Вещего и других героев на всё более серьёзные темы – для взрослых. В цикле всё отчётливей, на мой взгляд, зазвучали идеи схожие с русским космизмом Николая Фёдоровича Фёдорова, хотя изначальный эвгемеризм сохранился. Певец Таргитай получил своё «боговство» во времена памятные сколотам согласно «Истории» Геродота. Волхв Олег и оборотень-охотник Мрак добыли и заработали его, пройдя сквозь «все года, и века, и эпохи подряд» и меняя мир, один – в поисках Истины, другой – в поисках Любви.
Далеко не все прежние почитатели цикла «Трое из Леса» обрадовались смене акцентов, предпочитая пребывать в детстве человечества и не желая взрослеть. Уважая и такое ностальгическое чувство, попытку читателей отвлечь себя от новой реальности хотя бы на краткие дни чтения, Юрий Александрович Никитин уже в июле 2018 предоставил возможность ряду соавторов, сторонников и последователей, вместе с ним как бы вернуться в те 1990-е и заполнить ранее обещанными романами образовавшиеся «пустоты» цикла.
На мой вопрос, почему же так долго не было продолжения, он ответил, что перерос свой замысел. Автор не обещал читателям не меняться. А человеку это свойственно, особенно когда долго проживёшь. В тот 1992 год, когда вышел первый роман, Юрию Александровичу было пятьдесят три. Теперь столько же и мне.
Читатели хотели бы от Троих прежних «языческих» трюков. Но как же автору цикла вернуться в состояние мировосприятия тридцатилетней давности, когда он уже превратил Олега Вещего в зачеловека?! А тот ещё и друга Мрака этому научил, чтобы не было так одиноко на просторах Вселенной.
Осенью 2018 года, снабжённые черновиками создателя цикла мы, по крайней мере, я и Юрий Молчан взялись за рисковое дело. Мне предстояло выяснить, что происходило между романом «Гиперборей» и стоящим особняком романом «Ингвар и Ольха», где основными действующими лицами были бы Олег Вещий, Мрак, Асмунд и Рудый. Юрий Анатольевич Молчан, ранее уже работавший в соавторстве с Никитиным, но над другой серией книг, взялся за исследование жизни Таргитая и того самого Яфета.
Предполагалось, что первым из Троих к читателям вернётся «Таргитай». Роман в 2019 году к юбилею Юрия Никитина ушёл в очень известное издательство как в Дикий Лес и канул в этой чаще… Хотя ожидалось куда как большее почтение к имени основателя жанра и одному из самых читаемых писателей нашего времени.
Однако проектом «Трое из Леса возвращаются» заинтересовалось другое московское издательство – «Вече», специализирующееся на издании исторической и просветительской литературы. В юбилейном для «Троих…» 2022 году знаменитый цикл насчитывает двадцать три книги, а ещё две или три находятся в работе.
В романе «Вещий Олег», хотя действие его происходит в исторические, летописные времена, никак нельзя обойти вниманием бессмертных богов, уже хотя бы потому, что их имена присутствуют в первом из дошедших до нас юридическом документе Руси. И это договор с ромеями. Хотя жанр фэнтези предоставляет авторам вроде бы безграничные возможности, как то и прямая встреча героев с сущностями иного порядка, мы последовали мудрому правилу – «Пусть бог не вмешивается» (Гораций, «Наука поэзии», 191). Без нужды не вмешивается! Без особой надобности в нём!
Боги на страницах романов «Вещий Олег» и «Битва за Царьград» либо являются вещему взору Олега, и незримы для простых смертных, либо, ответив на его зов, оказываются неузнанными прочими людьми, сменив обличие, и не всегда на человечье.
Имя Велеса первым произносит воевода Асмунд:
— Ну, прошу отведать, что Велес послал, — пригласил воевода.
— Неужто? Сам? — изумился Олег.
Но Асмунд не заметил язвительности и объяснил:
— К слову пришлось. Так у новгородцев заведено.
— Тогда погоди. Уж коли по обычаю, сперва надо и духов места почтить. Пусть идут до обеду, садятся есть и пить вместе с нами. (Ю. Никитин, Д. Гаврилов. «Вещий Олег»).
Среди зверья, пришедшего угоститься от имени Леса, есть и лютый зверь, провожатый скотьего бога, который таким образом принимает требы. Рысь оставит следы и на Олеговой лесной стоянке, оберегая сон главного героя. Рысьи следы неспроста обнаружатся на снегу, вкруг Велесова столпа на Подоле — уже в «Битва за Царьград».
«Олег тронул обереги на груди и кожей ощутил присутствие Иного. Стрела с особым каменным наконечником, такие особо любил и Мрак, тихо легла на тетиву. Древнюю нежить ни кость, ни железо не возьмут.
— Ах, как же всё-таки мал этот мир! Казалось бы, в такую глушь забрался, и всё равно покоя нет.
Высокий седобородый старец в чёрной или тёмно-синей хламиде, сразу и не разобрать, показался меж деревьев. Дед опирался на длинный посох, в пламенных сполохах бросавший на стволы тень подобную копью. Казалось, оно так и норовит выскочить из хозяйской длани. У ног пришельца, как котёнок, тёрлась подозрительно знакомая упитанная рысь со смешными кисточками на ушах.
Олег забормотал, прищурился, зажмурил правый глаз. Отложил лук, поднялся... и отвесил земной поклон.
— Привет и хвала тебе, Покровитель странников! Садись к огню, Лесной Хозяин, испей вина... Хотя, я сам у тебя как бы в гостях.
— Узнал? Добро!
Голос был мощный, густой, словно подымался со дна глубокого ущелья, и тяжёлый, точно падал с самих небес.
— Ну-ка, брысь! — прогнал он своего кота. Тот обиженно фыркнул и скрылся в сгустившейся ночи.
Затем старец шагнул на свет из тьмы, сбрасывая обличие, вырастая на глазах, и предстал Олеговому взору, как всегда — огромный, мохнатый, бурые волосы, казалось, сплошь покрывали лик, сквозь роскошную шкуру столь же бурого диковинного зверя, не чета скромной волчовке (Авт. Ю.Н.), проступали чудовищные мышцы. У широкого пояса приторочен молот или топор с кремневой головой, крест-накрест прихваченной ремнями.
— Здорово, Олег! Будь, как дома, — продолжил Велес, прислоняя то ли посох, то ли копьё к могучей сосне…» (Ю. Никитин, Д. Гаврилов. «Вещий Олег»).
Скотий бог немало поведал путнику о «допотопных временах», творении мира и человека, как непосредственный участник. Свидетельства очевидца, понятно, разошлись с изложенным от третьего лица в позднем романе Юрия Никитина «Начало всех начал». Поклонники цикла «Трое из Леса» могут теперь спать спокойно!
За то, что Олег чтит старый Обычай, Велес дарует ему неизменно попутный ветер, который и пригонит лодьи русов к самому Царьграду, а также кошель-самотряс, чтобы авторам не пришлось бы выдумывать впредь каждый раз, откуда у Вещего взялись средства на снаряжение и строительство. Мне и самому понравилось, как изящно мы избавились от этой головной боли. Впрочем, долгое нахождение такой волшебной диковинки на Руси входило в противоречие с неимоверно богатым откупом, взятым-таки Олегом с Византии. Зачем, казалось бы, коли из Велесова кошеля можно без лишних хлопот извлечь достаточно серебра и злата? И от «самотряса» позже мы избавились столь же легко.
Перун, знакомый Олегу с древних эпох, является ему в очередной раз в Новгороде, прямо на мосту через Волхов, как участник кулачной потехи:
«В гуще боя Олег приметил загорелого бородатого, впрочем, как и остальной народ, громилу. Неохватна, словно тысячелетний дуб, грудь могучего бойца, за густой рыжей шерстью литые пластины мышц. Полный неистовства взор, ноздри, точно у бешеного быка. От подобного молоту кулака на доски или в пыль падает то один, то другой противник. Со стороны может показаться, лупит насмерть, но и после самых страшных ударов мужики подымаются — и снова в самую гущу свары.
Громила раздавал хлёсткие и меткие тычки, тумаки и зуботычины налево и направо, не разбирая, где свой, где чужой, но бил вполсилы. Хохотал подобно грому, скалился и рычал от удовольствия, он упивался схваткой, тешился, но щадил. Никто не мог его одолеть». (Ю. Никитин, Д. Гаврилов. «Вещий Олег»)
Чтобы задобрить возможного союзника в грядущих войнах, Олег прозорливо решает подпоить грозного бога, пообещав ему вскоре забаву настоящую, «как в старые добрые времена»:
«Пока вышибали днища, пока подбегали виночерпии с ковшами для простонародья, другие расторопные гридни вложили в княжью длань исполинский рог, полный хмельного.
— Но прежде — почтим того, кто дарует и удаль, и ратные победы! — снова громко провозгласил Олег. — Хвала тучегонителю, великому богу Грома! — с этими словами, плеснув немного кроваво-красного вина на землю, он с почтением протянул рог удивлённому таким приёмом Перуну.
— Хвала! Хвала! Хвала! — заорали со всех сторон, впрочем, не осмеливаясь почать вперёд предводителей.
— Ох, мягко стелешь, Богоборец! Как бы жёстко спать не пришлось, — пробурчал громовержец, но дело было сделано. От Олега не ускользнуло, как жадно вздулись бычьи ноздри. Далее, не медля, златовласый громила опрокинул в себя содержимое рога.
Краем глаза Олег усмотрел, как уже сходятся ковши да чары, как братаются толстый Володур с тощим Гнусаком, как льются винные ручьи по седой бороде сухопарого Святотыка.
— Я слово своё держу крепко, — уверил Олег, протягивая Перуну рог шире прежнего.
Громовержец оскалился и влил его в себя — вслед за первым. Взгляд Перуна заметно подобрел. Он смазал хмельные капли с тронутой серебром бороды, не забыл почтить золотые усы, и…
— Хитрый ты, Олег! — прогремел Перун, хлопнув князя по плечу. Тот пошатнулся, но устоял. — Ловлю тебя на слове! А с новгородцами, так и быть, мучайся сам, сколько душе угодно» (Ю. Никитин, Д. Гаврилов. «Вещий Олег»).
Когда грянет битва с мадьярами Олмы (Альмоша), призвавшего на подмогу своего небесного покровителя, Вещий в ответ обратится к Перуну. И тот низвергнет вражьего бога за горизонт событий.
Сын мага Альмоша — Арпад — в миг его смерти обретёт особое зрение:
«И вдруг словно бы пелена пала с очей Арпада. Над виднокраем он узрел двух гигантов, меднокожего, знакомого ему по рассказам ведающих Хадура, и другого, доселе невиданного златоусого бородатого молотобойца <…> Могучий чужак со всей силы обрушил чудовищный молот на родного ему Хадура. Удар был страшен и вмял унгорского бога войн в то самое Никуда, откуда всё и произошло. Хадур грянулся вниз, повалился за линию, где сходятся Небо и сама Земля, а гул от этого незримого, но неизбежного и ужасного падения по ту сторону Бытия едва не разорвал Арпаду голову» (Ю. Никитин, Д. Гаврилов. «Битва за Царьград»).
Велес объявляется в корчме в Киеве, где играет в кости с Олеговым воеводой, пройдохой Рудым, наказывая за самоувереность. Олег поспевает к развязке:
«Чубатый воевода, сдвинул порожнюю посуду к краю, яростно потрясая кружкой, шмякнул её о дубовый стол и тихонько приподнял.
— Три да шесть это девять будет, — пробасил соперник, который сидел к вновь прибывшим спиной, но то, что он не просто стар, а очень стар, высок и длиннобород, Вещий не сомневался.
— Очередь за тобой, — ответил Рудый, бросив на Олега пьяный, но полный надежды взгляд. — А что, имею право в свободное от службы время! — добавил он в оправдание.
— Город мой в кости проигрывать? — язвительно спросил тот.
Шмяк. То мощный старец испытал Удачу.
— Шесть да шесть, это дюжина есть, — сообщил Олег, подсаживаясь к их столу.
— Теперь и голова мне принадлежит, — рассмеялся седобородый, оглядывая князя и на глазах вырастая до потолка.
Ну, так и есть, давненько не виделись. Синий потёртый дорожный плащ-хламида, косматая грива…
— А что, Киев он весь спустил? — обеспокоился Свенельд, не замечая преображений.
— Не сразу. Но было вашим, стало нашим, — подтвердил старик и озорно продолжил. — Сыграем?
Подскочил услужливый корчмарь:
— Великий князь, сейчас всё будет готово! И вы, гости дорогие, уж не обессудьте за скудные наши запасы. Но кто же знал, что сам…
— Надо не знать. Надеяться надо! — усмехнулся Олег, пристраивая посох в самый угол и скатывая красный плащ, тем давая понять, что надолго. — Вина нам, да самого лучшего. И побольше.
Хозяин заведения поклонился и исчез с глаз. Рудый, заслышав князя, заметно оживился и облизнулся.
— Лады! Давай меняться! Я тебе обратно кошель, а ты мне — его голову и Киев впридачу, — предложил Олег победителю. — По рукам?
— Тут сгоряча продешевить можно, но не нужно, — лукаво ответил высокий.
— А мы, чтобы не было горячо, и зальём! Эй, Свенельде! Бери-ка этого ослуха, сажай на моего коня, и дуйте на Олмин двор. Рудого сдашь Сигурду али Асмунду. Пусть проспится. А нам ещё потолковать надобно. Если к утру не обернусь, ты, как и прежде, за старшего.
Свенельд обеспокоенно глянул на странного старика, но тот кивнул, мол, спорить с князем-то неуместно. И тем вдруг сразу убедил обычно подозрительного воеводу.
Подхватив Рудого за бока, Свенельд поволок его к выходу.
Олег тем временем выложил на стол, где всё ещё валялись кости, памятный заморский кошель:
— Ты ж от сердца отрывал, помнится. Знатная вещица. Мавританский носорог.
— Остряк, — пробасил седобородый и сверкнул оком. — Ну, сказывай, зачем я тебе понадобился.
— Стало быть, о рудой башке и Киеве договорились? — уточнил Олег и вновь протянул ладонь.
— Да сдались они мне, — согласился собеседник. — Но скажи своему хохмачу, что в другой раз не помилую. Нашёл с кем состязаться в удаче!
С этими словами заграбастал Олеговы пальцы в когтистую и богатую шерстью длань» (Ю. Никитин, Д. Гаврилов. «Битва за Царьград»).
Наконец Олег и Велес идут на Подол к недавно восстановленному в его честь столпу:
«Цепочка рысьих следов огибала могучее каменное изваяние. Велес скрипучим шагом повторил звериный путь, похлопал мощной дланью по тверди и усмехнулся в бороду:
— С кого ж такое тесали?!
— Не обессудь, не из того, знать, места руки у Огневита, — признал Олег. — И я недоглядел. Но что тут не так?
— Ты вещий, или кто? Зенки-то протри! — фыркнул Велес. — Во-первых, не рогат я, сам, кому хочешь, наставлю или пообломаю. Во-вторых, что-то рожа мне этого «издолба» не по нраву. И ещё, а огонь где — вечный? Дров не запасли? Всяк жрец норовит себе звучное имя присвоить. Так имени ж ещё и соответствовать надобно!
— Морду лица ваяли по памяти. Аскольд прежний столп срубил. Я ж приказал из скалы возвесть, — оправдался князь. — Но по делам отлучался. Вот жрецы на скору руку к Сварожкам и расстарались. Хорошо, без меня не освящали. Потому и пламени нет. И вообще, как изрёк один мудрец: «Бороды отпускают те, у кого уродливые челюсти».
— На себя посмотри, балда! Да и за всем глаз да глаз нужен, — кивнул скотий бог. — Исправишь, а то прогневлюсь. И конец Подолу с его торговлей. И рыбы в реке не будет, и зверя в лесах!
Олег смиренно промолчал, зная, что Древний отходчив. Он терпеливо ждал, когда прибаутки иссякнут…» (Ю. Никитин, Д. Гаврилов. «Битва за Царьград»).
На том, пожалуй, и моей притче конец, а кто слушал – молодец.
Об авторе: Дмитрий Анатольевич Гаврилов (Иггельд) – член Союза писателей России и Московской городской организации Союза писателей РФ, сооснователь Вечевого центра, член PFI, соучредитель и волхв языческой группы «Круг Бера».
