Издательство "Вече"

Союз писателей России совместно с издательством "ВЕЧЕ" к столетию В.В. Карпова

28 июля исполнилось 100 лет со дня рождения писателя-фронтовика Владимира Васильевича Карпова.

Книги

К юбилейной дате издательство "Вече" выпустило новые тиражи книг В.В. Карпова. Это исследования "Генералиссимус" и "Маршал Жуков" и роман "Взять живым".

Также в "Литературной газете" вышло интервью с руководителями "Вече" Л.Л. Палько и С.Н. Дмитриевым, в котором они рассказали о творческом наследии писателя: lgz.ru/article/-30-6844-27-07-2022/bolshaya-zhizn-vladimira-karpova/ .

Почтить память

Руководство Союза писателей России посетило Троекуровское кладбище, где нашёл упокоение писатель, разведчик, Герой Советского Союза Владимир Карпов. А также возложило цветы и на могилы его друзей – Юрия Бондарева и Михаила Борисова.

Юбилейная марка

28 июля в Москве на Главпочтамте состоялось торжественное гашение конвертов первого дня, посвящённое памяти русского писателя. Чести первым погасить конверт с оригинальной маркой удостоился рабочий секретарь Союза писателей России Анатолий Труба. За выпущенными конвертами сразу выстроилась очередь филателистов, желающие пополнить свои коллекции. Данное мероприятие было осуществлено по инициативе Союза писателей России в рамках увековечивания памяти российских, советских писателей. Еще в 2021 году Правление Союза писателей обратилось в АО «Марка» с ходатайством по выпуску филателических изделий, посвящённых русской литературе. И вот получен первый результат. Работа будет системной и продолжится на регулярной основе. Первые гашёные конверты будут переданы в музей писателя и его родным.

О Карпове как о настоящем человеке: статья Николая Дорошенко

Можно было бы рассказать о нем как о легендарном фронтовом разведчике и Герое Советского Союза. В таком случае, в центре нашего внимания должны быть те события его жизни, в результате которых он, один из многих фронтовиков, проявил себя как человек особенный, способный в общем для всех деле защиты страны совершить нечто героическое. Но, на мой взгляд, гораздо важнее рассказать о Владимире Васильевиче просто как о настоящем человеке. В том смысле, что вроде бы как все мы люди, на кого из нас ни глянь, но если кому из нас в результате каких-то экстраординарных обстоятельств потребуется настоящий человек, то, возможно, не так-то просто среди многих людей его будет найти.

То есть, когда все мы просто живём на этом свете и радуемся своей жизни, то даже и значения не имеет, кто из нас человек настоящий, а кто ненастоящий. Важно лишь, чтобы было интересно нам жить. А вот если вдруг начинаются испытания гладом, мраком и мало ли ещё чем, то выживают из нас лишь те, кому повезло оказаться среди людей настоящих.

То есть, настоящий человек – это не некая превосходная степень лучших человеческих свойств, а само то свойство, которое не может быть ни лучшим, ни худшим; оно может только быть или не быть.

И это словно бы в помощь каждому, кто попытается понять тайну настоящего человека, складывалась биография у Владимира Васильевича Карпова.

Родился он 28 июля 1922 года в Оренбурге, вырос и закончил школу в Ташкенте. Любил читать Джека Лондона. А под впечатлением от «Мексиканца» он даже записался в секцию бокса, где его наставником оказался Сидней Джексон. И сам этот тренер мог показаться ему литературным персонажем, потому что был этот ташкентский Сидней Джексон не просто боксёром, а чемпионом США, и готовился побороться даже за звание чемпиона мира, но оказался в России, поддался неким высоким смыслам, объявшим эту загадочную для него страну, вступил в Первую интернациональную роту рабочего полка, а после гражданской войны все свои недюжинные силы отдал на создание и развитие школы советского бокса, стал заслуженным тренером СССР…

Какая трагическая судьба! – сказали бы мы сегодня об этом несостоявшемся чемпионе мира, доживавшем свои дни в далёком от центров мирового бокса Ташкенте. А тогда Владимир Карпов видел в своём спортивном наставнике творца самой истории, самозабвенного созидателя первого в мире справедливого государства. И, заражаясь чувством высокого полёта от своего тренера, он, будучи курсантом Ташкентского пехотного училища, становится чемпионом Узбекистана и республик Средней Азии по боксу в среднем весе.

Но самым чудесным в биографии Владимира Карпова было то, что ему, мечтающему ощутить себя хотя бы и самым маленьким, но таким же, как Сидней Джексон, незаменимым винтиком в механизме, созидающем светлое будущее для всего человечества, надо было всего лишь выйти на улицу, а уж в людских потоках нельзя было ему не почувствовать, что каждый человек в нём, запаянном в пусть пока ещё не офицерскую, а курсантскую форму, видит государевого человека и доверяет ему.

– Бывало идёшь где-нибудь или в городском транспорте едешь, – охотно и не без восторга рассказывал он мне о той самой счастливой поре своей жизни, – а кто-то, может быть, пьяный или в дурном настроении людям неудобства какие-то причиняет. И все на меня, курсантишку, смотрят… А вернее, на мой китель сразу все смотрят. И я ещё только гляну на нарушителя приличий, а он уже такой, как и все, нормальный. А всё потому, что сквозь всех людей тогда словно бы была пропущена, как электрический ток, единая нравственная энергия, на единую волну тогда, как мне казалось, все люди были настроены. И я сам, и все остальные люди, включая человека, нарушающего порядок, одинаково понимали, что казённый человек, будь это и не милиционер, мимо безобразий пройти права не имеет. И потому мне удалось в большую жизнь не просто вступить, а словно взлететь. Так что дальше я уже жил, с небес не спускаясь.

Мне жутковато было различать в его глазах и теплоту, и искорки радости от воспоминаний. Ведь пережить и прожить то, что ему довелось, даже врагу не пожелаешь.

– Но вас же потом осудили на пять лет? – спросил я.

И на мой вопрос он ответил так:

– Если у человека впереди лучик хоть какой-то имеется, то по сторонам он уже не оглядывается, идёт и летит, даже не замечая, сквозь что летит…

Карпов даже и в пожилом возрасте сохранял крепкое, я бы даже сказал, могучее телосложение, а вот голос у него был необыкновенно мягким, и глаза его, выразительно очерченные, иной раз казались мне почти детскими.

Впервые я увидел Владимира Васильевича на каком-то пленуме правления Союза писателей СССР, когда этот наш творческий Союз он уже возглавлял. И не поверилось мне, что этот крупный, с негнучей выправкой человек мог в качестве фронтового разведчика по тылам врага прокрадываться незаметно, тише воды и ниже травы.

– Только с такою, как у него, комплекцией, можно бугая-фрица на плечи взвалить и к своим дотащить, – весело пошучивали мои ровесники о Карпове, потому что война для нас, послевоенных, в то время уже осталась в столь далёком прошлом, что к себе примеривать её мы и не пробовали.

А сошлись мы с Владимиров Васильевичем в 90-е годы, когда оказались крёстными отцами сыновей Сергея Бабурина, – тогда всем известного политика и вице-спикера Госдумы. Владимир Васильевич к тому времени уже лицом погрустнел и словно бы в росте уменьшился.

Поскольку я никогда не спрашивал у него о причинах его ареста в 41 году, то сошлюсь на тот его собственный рассказ, на который его биографы обычно ссылаются: «Я уважал и уважаю Ленина, а тогда, в 41-м, мне показалось, что его стали забывать в угоду Сталину, чьё имя звучало отовсюду. Однажды читал брошюру о работе (Ленина. – Н.Д,) «Что делать?» и обратил внимание, что авторами Сталин упоминается чаще Ленина. Я поделился наблюдением с товарищем, которого знал со школы. Сказал: «В 1902 году, когда Владимир Ильич написал эту работу, он не был знаком с Иосифом Виссарионовичем, впервые они встретились в 1907-м». Все ссылки на Сталина я подчеркнул в брошюре синим карандашом, а на Ленина – красным. И… понеслось. Меня взяли на заметку, а потом арестовали».

Также иногда пишущие о Карпове упоминают его дружбу с сыном большого начальника. Якобы кто-то, желая убрать со своей дороги этого начальника, написал донос. Но курсант Владимир Карпов не приземлился, ни на кого наговаривать не стал, и в результате громкого судебного процесса с несколькими фигурантами не получилось.

А когда началась война, то у Владимира Карпова как у поклонника романтической, о сильных и мужественных людях, прозы Джека Лондона и как у воспитанника борца за всеобщее человеческое счастье Сиднея Джексона появилась уверенность, что без него теперь уж точно не обойдутся. То есть, другой бы радовался, что судьба предоставила возможность за стенами тюрьмы отсидеться, а он печалился, что вдруг без него победить врага не получится, и одну за другой отправлял всесоюзному старосте Калинину просьбы и требования немедленно послать его на фронт.

В томительном ожидании прожил он до конца 1942 года и – наконец-то был отправлен в составе штрафной роты 629 стрелкового полка 134 стрелковой дивизии на Калининский фронт. И, как в боксе, сразу же появились у него достижения: сначала в виде медали «За отвагу», потом получил он и орден Красной Звезды. А заодно стал сначала командиром отделения, затем и взвода.

В феврале 1943 года за проявленное отличие в боях с Карпова была снята судимость. В том же году вступил он в партию (а как же, его тренер Сидней Джексон, в США блистательную боксерскую карьеру бросил и пошёл сражаться вместе с Красной Армией за светлое будущее всего человечества!)

То и дело ходил он, словно заговорённый, за линию фронта, имел на своём счету великое множество «языков», – как личных, так и в составе группы разведчиков. И исполнилось Карпову всего лишь 22 года, когда присвоено было ему звание Героя Советского Союза.

А ранение он, бесстрашный, всё же получил, причём, тяжёлое. После госпиталя направлен был в высшую разведшколу. А после войны, в 1947 году, Владимир Карпов заканчивает Военную академию имени М. В. Фрунзе, а затем Высшие академические курсы Генерального штаба. Но в Москве оставаться не стал, попросился в родные места, в Туркестанский военный округ.

В своём родном училище в Ташкенте он был заместителем начальника по строевой части, в Каракумах он командовал полком, а на Кушке («Есть в Союзе три дыры – Карши, Кушка и Мары», – с гордостью сообщил мне он строку из армейского фольклора тех времён) был заместителем командира и начальником штаба дивизии.

В 1965 году в звании полковника он уходит в запас и возвращается в Ташкент.

Параллельно с военной и воинской у Владимира Васильевича была ещё и писательская жизнь. Публиковаться он стал задолго до отставки, с 1945 года. За плечами у него была также учёба в Литературном институте имени А.М. Горького, вечернее отделение которого он закончил в 1954 г., а в 1962 г. он был принят в Союз писателей СССР как автор романа «Не мечом единым» и многих других произведений на военную тему.

То есть, главной у писателя Карпова была всё-таки война, вытащившая его из заключения и предоставившая ему возможность в своём полёте быть самим собой.

Он пишет повести с вполне красноречивыми названиями – «Двадцать четыре часа из жизни разведчика», «Полковые маяки», «Командиры седеют рано», «Жили-были разведчики», «Солдатская красота»; романы «Вечный бой», «Маршальский жезл» и «Полководец» (удостоенный Государственной премии), автобиографическую повесть «Такая работа», позже выросшую в роман «Взять живым!» и многие другие значительные произведения.

С другой же стороны, помимо личной творческой работы после ухода с военной службы в отставку пришлось ему ещё и, скажем так, состоять на творческой службе. С 1966 по 1973 год он – заместитель главного редактора Государственного комитета Узбекской ССР по печати. С 1973 по 1981 год – заместитель главного редактора журнала «Октябрь» (главным редактором которого был тогда знаменитый и несгибаемый в своих убеждениях Всеволод Кочетов). В 1977 году на центральном телевидении он вёл телеальманах «Подвиг». С 1979 года он – первый заместитель главного редактора. А с 1981 по 1986 год – главный редактор журнала «Новый мир». С 1986 по 1991 год он – первый секретарь правления Союза писателей СССР

И, одновременно, он был депутатом Верховного Совета СССР 11 созыва (1984 – 1989), членом Совета Национальностей ВС СССР от РСФСР, в 1989 году был избран народным депутатом СССР. Кандидатом в члены ЦК КПСС он был с марта 1986 по май 1988 года, членом ЦК КПСС с мая 1988 по август 1991 года. И ещё он – лауреат премии имени А. А. Фадеева, премии Министерства обороны СССР и Государственной премии СССР, почётный гражданин города Ташкента, у него помимо Золотой звезды Героя и Красной Звезды – ещё и ордена Ленина, Октябрьской революции, Красного Знамени, Отечественной войны I степени, Трудового Красного Знамени…

А оказаться самым главным литературным генералом в ту пору было не так-то просто. Помню, вполне уважаемый писатель Владимир Личутин то ли на пленуме, то ли на съезде выступил в том смысле, что, мол, как трудно быть более молодым, когда старшее поколение собою застит и свет, и дорогу, так что пора молодёжи руководить писательским Союзом.

И Герой Советского Союза Владимир Васильевич Карпов, сроду никому, кроме фашистов, дорогу не переходивший и свет не застивший, не то чтобы, как мне это из задних рядов Большого зала Центрального дома литераторов показалось, растерялся, а как-то вдруг поскучнел. То есть, не для его личностного уровня и не для его чистосердечного характера были подобного рода литературные и межпоколенческие страсти.

При этом, я, например, знаю многих, крепче любой стали, писателей, оставшихся хорошими людьми, но – в мутной тесноте предперестроечных событий словно бы утративших зрение и слух, словно бы вдруг погрузившихся в вечную тишину небытия. А Владимир Васильевич ничего не утрачивал, он оставался тем молоденьким курсантом, на которого при нарушениях и крушениях должного порядка все оглядываются, как на всё-таки отвечающего за должный порядок.

Вот лишь один пример. Подобно тому, как в ранней юности он родственную душу обрёл в Джеке Лондоне, так и, уже живя в Москве, он вчувствовался в творчество и в трагическую судьбу поэта Николая Гумилёва – в 1921 году расстрелянного «за участие в антисоветском заговоре».

Сам будучи прошедшим через репрессивную машину, Владимир Васильевич не только поэзию, а и судьбу боевого офицера Гумилева пропустил через собственную душу. Он пишет о ещё пока запрещённом поэте (лишь в 1992 году Н. Гумилев и все осуждённые вместе с ним по делу «Петроградской боевой организации» были реабилитированы) статью «Поэт Николай Гумилёв» и публикует её, разумеется, под свою ответственность как народный депутат СССР и кандидат в члены ЦК КПСС. Затем, в 1988 году, в издательстве «Советский писатель» в популярной серии «Библиотека поэта» впервые после гибели Н. Гумилёва выходит книга его избранных произведений. И обширная биография поэта в книге была изложена тоже Карповым.

Так почему же коммунист и советский патриот Карпов вдруг начал сражаться за белогвардейца Гумилёва? Да потому что он, будучи сам офицером не по погонам, а по своему человеческому свойству, был убеждён, что офицерское звание «накладывает своеобразный отпечаток на поведение, образ жизни и общение людей военных». И как бывший боевой офицер Советской армии (на это он в своей статье о Гумилеве особо упирает), он пишет: «Я представляю себе Гумилёва, к которому, очевидно, пришли его друзья или бывшие сослуживцы-офицеры и, зная его как человека своего круга, предложили, видимо, участвовать в заговоре и для начала написать прокламацию». И далее Карпов делает вот этот единственно возможный с его точки зрения вывод о том, что офицер Гумилев «просто не мог отказать сотоварищам, даже и не будучи их единомышленником».  То есть, не будучи их политическим единомышленником, но относясь к офицерам как к людям долга и чести.

Вот и сам же Владимир Васильевич вовсе не пытался в белогвардейском офицере Гумилёве, далёком, с его точки зрения, от идеалов революции, найти политические черты, которые бы от белого движения его отдалили. Просто, Гумилёв является настоящим офицером и настоящим поэтом, и только на этом основании офицер и писатель Карпов считал необходимым сделать его творчество доступным для всех советских читателей. Потому что не классы непримиримо противостоят друг-другу на протяжении всей человеческой истории, а люди настоящие и ненастоящие, людьми только притворяющиеся, которые, безусловно, есть во всех сословиях…

После 1991 года, когда Советского Союза не стало, Карпов мог бы вполне спокойно дожить свои дни в постсоветской России. Но – это если б за Гумилёва он вступался не как офицер за офицера, а, например, ради обретения политического капитала, соответствующего быстро меняющемуся «духу времени». А Карпов, как в своё время и Гумилёв, не стал переобуваться, остался самим собой.

Теперь уже не по привычке, а скорее в противовес политическому контексту нового времени, с наступлением которого началась переоценка подвига фронтового поколения и его полководцев, продолжал он работать над книгами, посвящёнными событиям и людям войны. Видимо, и написанная в 90-е годы книга «Опала», продолжающая его уже давно опубликованное биографическое повествование о маршале Жукове, рождалась в ощущении, что за легендарного и опального маршала он, менее важный и менее легендарный, но единой с ним сыновьей породы по отношению к Родине, должен побороться.

Но даже Солженицын, имеющий огромные заслуги в развале нашей великой Державы, с пафосом в постсоветскую Россию возвращённый, был убран с телеэкрана, когда попытался показаться ещё и таким же патриотом да народолюбцем, как «почвенники» Михаил Лобанов, Василий Белов, Валентин Распутин и, значит, как русский офицер Карпов.

С другой же стороны, столь огромную страну, как Россия, нельзя привести к единым стандартам. Подобно тому, как на одном её краю солнце уже всходит, а на другом клонится ещё только к закату, так и одни её насельники в 90-е уже развлекали себя порнушкой от «интеллигентного» Виктора Ерофеева или чернушкой от таких же других, но – были и те, кто ещё продолжали жить вечными высокими смыслами. Потому-то и, например, такая солидная газета солидного ведомства, как «Гудок», в 1992 году не могла не пригласить на своё 70-летие именно Владимира Васильевича Карпова, а не какую-нибудь новолитературную попсу. И, поскольку кроме как о грустном уже ни о чём не мог им изливать душу Герой Советского Союза, особо запала в душу железнодорожникам его печаль по поводу того, что если либералы принижают вклад всей советской страны в победу над фашизмом, то роль железнодорожников в этой победе даже и в советские времена была не оценена. И заместитель главного редактора газеты «Гудок» Игорь Трофимович Янин тут же предложил Карпову написать книгу об Андрее Васильевиче Хрулёве (1892 – 1962) – выдающемся военном и государственном деятеле, начальнике Главного управления тыла РККА в ранге заместителя наркома обороны СССР, а в решающие для Победы 1942 – 1943 гг. – одновременно ещё и народном комиссаре путей сообщения СССР. И вот это предложение помогло Владимиру Васильевичу вдруг ощутить себя опять востребованным, не самодеятельным разведчиком, а слышащим за своей спиной таких же, как и он, Родины защитников. Да и ещё если вставить в историю Великой Отечественной войны недостающую строку о железнодорожниках – это же всё равно, что в Ташкенте, будучи курсантом, в некоей посягающей на должный порядок ситуации взять на себя ответственность за восстановление порядка и справедливости. Например, кто знает о том, что сначала железнодорожников призвали в армию как обыкновенных рабочих (думали, что подростки и пенсионеры смогут их заменить), а потом с фронтов в срочном порядке возвращали. Потому что нельзя было обойтись без решения таких сложных задач, как скоростное формирование поездов и безотцепочный ремонт вагонов, вождение тяжеловесных и сдвоенных поездов. И уже осенью 1941 года была введена живая блокировка – это когда через каждые 800-900 метров на перегонах стояли сигналисты и поезда шли по их сигналам. И если до войны паровозная бригада обычно водила эшелоны на определённом участке (плече), то в военное время к составу прикреплялся турный вагон для локомотивной бригады, и она вела поезд до места назначения за тысячи километров. Так что машинисты часто месяцами не возвращались домой.

И если было перевезено 20 млн. вагонов с солдатами, снарядами, боевой техникой и продовольствием, то это значит, что эшелонами можно было всю Землю 4 раза обернуть по экватору (потому-то и вынуждены были поезда идти сплошным потоком, иногда с интервалом в 600-700 метров.

Только во время оборонительных боёв под Москвой для воинских перевозок было задействовано 333,5 тыс. вагонов. В ходе недолгой подготовки к Курской битве потребовались 14 410 вагонов. А всего железнодорожниками были обеспечены подготовка и проведение более 50 стратегических и наступательных операций.

2,5 тыс. заводов и фабрик были вывезены железнодорожниками за Урал, и это позволило восстановить военный и промышленный потенциал в беспримерно краткие сроки. В эвакуацию в 1,5 млн. вагонах были вывезены 18 млн. человек.

Только с июня по декабрь 1941 года на объекты прифронтовых железных дорог вражеская авиация совершила около 6 тыс. воздушных налётов. А за годы войны фашистами было уничтожено 16 тыс. паровозов.

За период войны железнодорожники восстановили 120 тыс. км железнодорожных путей, 13 тыс. малых и около 3 тыс. больших мостов…

А ведь в начале войны была даже предпринята попытка железнодорожные войска расформировать. Для проработки этого вопроса в ноябре была создана специальная комиссия во главе с начальником Главного политуправления РККА Л.З. Мехлисом. И все члены комиссии, кроме генерал-лейтенанта Ковалёва, подчинявшегося Хрулёву, высказывались за ликвидацию железнодорожных войск. При этом генерал Ковалёв даже заявил, что ликвидация железнодорожных войск – это пораженческая точка зрения. Но – один в поле не воин. По телефону Мехлис сразу донёс об этом заявлении Сталину. Тот пригласил Ковалёва к телефону и попросил его объяснить свою позицию. Ковалёв, как на духу, повторил и верховному главнокомандующему, что, по его мнению, готовящиеся контрудары и все другие наступательные и оборонительные операции без железнодорожных войск с их собственными восстановительными средствами будут невозможны. И Сталин сразу же велел распустить саму комиссию, а железнодорожные войска сохранить.

Чтобы было понятно, с каким физическим и интеллектуальным напряжением железнодорожникам приходилось решать свои задачи, приведу хотя бы один пример из книги Карпова о Хрулёве «Генерал армии Хрулёв. Всё для Победы. Великий интендант» (2004).

Ещё до того, как гитлеровцы устремились к бакинской нефти и в направлении Сталинграда, стало понятно: если они своей цели достигнут, страна вместе с её транспортной сетью будет разрезана на две части.

А это сделает невозможными перегруппировки войск и их снабжение. И Сталин отдал приказ железнодорожным войскам (генералу Хрулёву) срочно построить железную дорогу вдоль правого берега Волги на Баскунчак и Урбал. Поскольку весьма важную роль играл фактор времени, железнодорожники решили вести работы одновременно на всех участках: на сталинградском участке укладка пути велась из шести пунктов в восьми направлениях; на саратовском – из шести пунктов в семи направлениях; на свияжском – из четырех в пяти. И подвоз к укладочным пунктам готовых собранных рельсовых секций осуществлялся «из поля» на автотранспорте и тягачах. А готовые звенья (секции) рельсов было приказано брать с недостроенного БАМа и со вторых путей ближайших дорог, где не было интенсивного движения. В результате новые пути увеличивались на 8-10 километров в сутки при всём том, что подготовка полотна, укладка или выемка грунта осуществлялись вручную солдатами, на тачках и носилках. Для сна падали на землю, чтобы, едва набравшись сил, опять работать…

И во всё это Владимиру Васильевичу довелось погрузиться, всем этим – с ощущением величайшей важности своего труда! – довелось ему вдохновиться и жить…

Возможность рассказать о подвиге беспримерном, во всей мировой истории железных дорог не имеющем даже отдалённых подобий, словно бы вернула Карпова во времена молодости. Как когда-то ему, курсанту, казалось, что все люди на него смотрят как на своего главного защитника даже и от всего лишь уличного хулигана, так и теперь только от него зависело, узнает или не узнает весь мир, что если б не железнодорожники, не только Сталинград не выстоял бы в любом случае…

А что может быть сложнее и опаснее на войне, чем под бомбёжками спасать транспортируемых людей, предотвращать взрывы вагонов с боеприпасами и цистерн с горючим, восстанавливать пути и связь, в расстрелянных вражескими летчиками цистернах с горюче-смазочными материалами немедленно, под пулями, затыкать пробоины специально заготовленными деревянными пробками, обернутыми кусками ткани…

Трудно мне сказать, что побудило Игоря Янина уже не оставлять ветерана войны Карпова без своего постоянного внимания и поддержки. Скорее всего, оба они обнаружили друг в друге родственные души.

Вот выписки лишь из части наградных листов его отца Трофима Васильевича Янина – заместителя командира по политической части 3-го стрелкового батальона 243 гвардейского стрелкового полка, гвардии-капитана, а потом и гвардии-майора (пунктуацию и опечатки в этих исторических документах, созданных в полевых условиях, я бережно сохраняю):

«…При штурме города ПИЛЛАУ 25-26 апреля тов. ЯНИН лично показал образцы мужества и отваги. При выходе из строя командира батальона тов. ЯНИН взял командование батальоном на себя и провёл все операции блестяще.

При штурме морского порта города ПИЛЛАУ 26.04.45 года противник перешёл в контратаку. Тов. ЯНИН сумел организовать оборону и успешно отбив контратаку батальон затем под руководством ЯНИНА перешёл в контратаку и полностью очистил морской порт. Батальон при этом пленил до 450 гитлеровцев.

Сам лично тов. ЯНИН пленил 11 немцев и уничтожил 3-х…»

«…В бою за дер. ПРИЛИПЫ и ВОИНОВО 26.7.43 г. проявил мужество и отвагу. Своим личным примером в руках с автоматом шёл впереди наступающих частей, воодушевляя бойцов на выполнение поставленной задачи. Трижды участвовал при отражении контратаки противника. Сам лично уничтожил 12 гитлеровцев…»

Ну, скажем так, если Янин, являющийся первым заместителем председателя Союза писателей, вместе со всеми нами сегодня переживает за наших воинов на Украине (спасающих добытую нам Суворовым и Потёмкиным Новороссию, а так же заселённую слободами и обустроенную в качестве засечной полосы Иваном Грозным Слобожанщину от разного толка бандеровцев, реабилитированных сначала Хрущёвым, а теперь и всем либеральным интернационалом), то и тогда он точно так же сочувственно отнёсся в Владимиру Васильевичу Карпову прежде всего потому, что, как я уверен, иначе бы оказался обессмысленным подвиг его героического отца. 

Начав в 2000 году издавать журнал «Час России», ставший востребованным в большей степени, чем созданные ещё в советские времена «толстые» журналы, выживаемые на деньги Сороса, Янин в каждом номере своего литературного издания публиковал едва успевавшие выходить из-под пера Карпова главы из его повествования о Сталине «Генералиссимус», помогал добывать архивные материалы для пока ещё ненаписанных глав.

Конечно, Сталин – не леденец, который хочется положить под язык, но он, беспощадный, строил новую державу, например, не столь беспощадно, как Пётр Великий (если судить, что при Петре население России убыло на 1/5 от своей первоначальной численности, а при Сталине выросло с 1926 года от 93 млн человек до 112 млн человек перед Великой Отечественной войной). Скажем там, сколь бы ни было это беспощадно и жестоко, но Пётр Великий и Сталин были созидателями, в отличие от Чубайса, который был готов, чтобы вымерли многие десятки миллионов человек, «не вписавшихся» в олигархическую «бензоколонку», созданную им из великой Державы. И эти всего лишь цифры я привожу для того, чтобы было понятно, почему книга «Генералиссимус» была для Карпова столь важной и почему она оказалась столь востребованной, что вышла самыми массовыми тиражами. На войне как на войне. Поэтому и встречают наших бойцов на Украине местные жители не только с российскими, а и с красными флагами времён Победы над фашисткой Германией.

А когда в 2002 году первый министр путей сообщения Российской Федерации Геннадий Матвеевич Фадеев был приглашён повторно возглавить разваливающуюся транспортную систему страны, и, в свою очередь, предложил он Янину вернуться в качестве уже главного редактора в газету «Гудок», то Карпов, работавший над книгой о подвиге железнодорожников и потому уже не ощущавший себя в стороне от текущей жизни, еженедельно приходил к Игорю Трофимовичу в редакцию. Впрочем, заходил в «Гудок» и Валентин Григорьевич Распутин, и многие другие писатели. И мне трудно судить, сколь в стремительно увеличивающемся тираже газеты виновны были их публикации на страницах янинской газеты, утверждающие традиционный, с точки зрения русской интеллигенции, государственнический взгляд на мир (тогда ещё глава нашего государства не говорил о важности духовных скреп для постсоветского российского государства), и чтобы купить для себя экземпляр, мне приходилось к киоску идти с утра пораньше, до завтрака.

Янин не оставил Карпова без поддержки и при издании «Генералиссимуса» в книжном формате.

Теперь уже может показаться нам, что для уважения к фронтовику достаточно быть всего лишь снисходительным к этой его упрямой верности своей эпохе. Но, с другой стороны, нельзя нам, в конце концов, даже и в «эпоху перемен» не догадаться о том, что если бы такие же, как Карпов, упрямцы – как пленённый генерал Карбышев, например, или юные герои-краснодонцы и многие-многие другие, или, например, если бы тыловой генерал Ковалёв в разговоре со Сталиным о судьбе железнодорожных войск – не упрямились и, подобно генералу Власову, покорялись любым из тех обстоятельств, которые на их долю выпадали, то мало кому из всех наших послевоенных поколений довелось бы появиться на свет, чтобы даже и всего лишь за Уралом потрудиться в качестве рабов на благо третьего мирового рейха…

И никто лучше фронтовиков не понимал, сколь великая нравственная правда стоит за Карповым. Например, и ветеран Великой Отечественной войны Евгений Иосифович Левитин, и, видимо, многие другие, мне неизвестные, в последние годы жизни Владимира Васильевича стали для него не только добрыми товарищами, а и надёжными помощниками в разыскании архивных документов для его исторических повествований.

«Дорогой Игорь Трофимович, друг мой сердечный – первую дарственную на первом экземпляре из печатной машины – тебе! Спасибо за многие твои труды при рождении этой книги! И я, и история благодарны тебе!

Обнимаю!

27.4.02 г.

В счастливый этот день!»

Так подписал экземпляр своего «Генералиссимуса» Владимир Карпов Игорю Янину. И я позавидовал этому автографу даже не столько потому, что это автограф человека-легенды Владимира Карпова, а прежде всего потому что это ведь и действительно сама Россия в лице одного из её истинных сыновей и защитников поблагодарила Игоря Трофимовича за его по-настоящему человеческое и деятельное сочувствие к ней.

 

Тем более остро это начинаешь ощущать сегодня, когда Владимира Васильевича Карпова с нами уже нет, когда (воистину, как и должно быть в последние времена!) вся русская творческая интеллигенция, загнанная за треть века под социальные плинтусы, нашим воинам на Украине сочувствует, а та, которая согласилась на замену России «бензоколонкой» ради получения зарубежной недвижимости и зарубежного гражданства, жаждет России поражения.

Источник: http://pisateli-rossii.ru/pamyat/100-let-v-v-karpovu/

Дата публикации новости: 2022-07-29


Лидеры продаж

Все лидеры


 ©"Вече". 2008г. Все права защищены. Разработка: 2people.ru г.Москва, ул. Алтуфьевское шоссе, д.48 корп.1; Тел. +7(499)940-48-70, +7(499)940-48-71; e-mail: veche@veche.ru