СССР считался самой читающей в мире страной, советские писатели прекрасно зарабатывали. В новой России тиражи книг резко упали, и подавляющее большинство писателей живет очень и очень скромно. Рядом с западными коллегами даже самые успешные из них кажутся бедняками. О том, с чем были связаны огромные советские тиражи, о советских и нынешних гонорарах и о том, как можно их увеличить, рассказывает бывший главный редактор крупнейшего советского издательства, «Молодой гвардии», ныне главный редактор издательства «Вече» Сергей Дмитриев.

— В 1981-м я начал работать младшим редактором в редакции политической литературы «Молодой гвардии», потом стал редактором, заведующим редакцией и в 1990 году дорос до главного редактора. В то время у нас было два главных редактора: по художественной и научно-популярной литературе. Я был редактором, как сейчас говорят, нон-фикшн.

Тиражи у нас были очень большими. «Молодая гвардия» на своем пике издавала 350 книг в год тиражом 40 миллионов. Средний тираж у нас был около 100 тысяч. А сейчас средний тираж по стране упал до двух-трех тысяч. Понятно, что наименований книг тогда делалось намного меньше, такого количества названий не было. Сейчас выходит до 120 тысяч названий в год, а раньше 30–40 тысяч. По суммарному тиражу рекорд в СССР был, кажется, в 1986 году, тогда издали полтора миллиарда книг. Сейчас мы очень сильно упали — в прошлом году в России было издано около 400 миллионов экземпляров книг, в этом году будет еще меньше — 300–350 миллионов. На одного человека в советское время приходилось 6 книг в год, а сейчас меньше трех.

Огромные советские тиражи складывались и из партийной литературы, и из трудов Ленина, и из книг Брежнева — и так далее. Но таких книг было не так уж и много. И, самое главное, они чаще всего поступали именно в библиотеки. Кстати, именно многочисленные библиотеки были одной из причин больших тиражей в СССР, книги туда шли в огромных количествах. Ведь даже сейчас в России минимум 50 тысяч библиотек, но книг туда поступает в десятки раз меньше. Если сейчас принять политическое решение, что все выходящие в России достойные книги поступают во все библиотеки страны, то тиражи сразу вырастут минимум до 50 тысяч. В советское время так и было. «Молодая гвардия», выпустив книгу тиражом 50 тысяч, понимала, что до 20 тысяч книг сразу уходили в библиотеки, в том числе школьные, вузовские, ведомственные.

У всех книг, которые выпускались в советское время, была единая система распространения — «Союзкнига». Туда уходил весь тираж, оттуда он развозился и по библиотекам, и по всем книжным магазинам страны, а их тогда было не менее 10 000 (сейчас — не больше 1500). Причем книги распределялись по всем республикам и регионам. Бывало, приедешь в Туркмению и покупаешь там, скажем, томик Анны Ахматовой или Ремарка.

Огромную роль играли тогда аннотированные указатели — благодаря им люди заранее знали, что, к примеру, выйдет в ЖЗЛ в течение года. Читатели оставляли заявки, «Союзкнига» их собирала. Когда мы готовили план на год вперед, его утверждали в ЦК ВЛКСМ, затем делали брошюру с аннотациями, рассылали ее по всей стране. Этот указатель собирал заказы, и мы знали, какой тираж будет у той или иной книги. Фактически при такой схеме мы работали под заказ.

Конечно, бывали случаи, когда и без аннотированных указателей все оказывалось ясно. Такие авторы, как В. Пикуль, в продаже просто улетали — хоть 100-тысячным, хоть 200-тысячным тиражом. Не издававшегося в СССР Ремарка хоть миллионным тиражом выпусти, он все равно бы продался. Трехтомник Пушкина был однажды издан в СССР 10-миллионным тиражом. Пушкина, действительно, не хватало, и это было специальное решение ЦК.

Правда, справедливости ради следует сказать, что книга в СССР была настолько популярной и модной, что многие покупали издания, в том числе собрания сочинений, так называемые подписки, прежде всего чтобы поставить их на полки и гордиться этим. Есть неподтвержденные данные, что до половины выпускавшихся в СССР книг просто не читались, а стояли и ждали своей очереди в домах или библиотеках. (А сколько сейчас книг покупается таким же образом? Думаю, намного меньше, книга стала дороже и утеряла свой престиж).

«Союзкнига» могла в те времена делать возвраты, но они были очень маленькими. Могу сказать по памяти, что у нас в «Молодой гвардии» возвраты были порядка 1–2 процента, все остальное продавалось. У «Политиздата», я думаю, было 5–10 процентов непроданных книг.

Если писатель с громким именем попадал в какую-нибудь хорошую издательскую серию, скажем, «Жизнь замечательных людей», то он зарабатывал прекрасно. При 100-тысячном тираже, ставке гонорара 300 рублей за лист и 20 листах текста автор мог получить за книгу примерно 14 000 тысяч рублей. А машина тогда стоила намного дешевле. А если книги серии «ЖЗЛ» переиздавались, да еще были объемными, они вообще могли принести автору до 30 000 рублей, как это было, я помню, у Ю.И. Селезнева, написавшего замечательную биографию Достоевского. На эти деньги можно было купить даже кооперативную квартиру. Любопытно: если признать, что с советских времен цены поднялись примерно в 350–400 раз, то эта сумма сегодня превысила бы сейчас 10 миллионов рублей.

Такова была тогда партийная линия — хороших, проверенных авторов, «воспитателей душ», надо было хорошо оплачивать. И ведь, кроме гонораров, самые известные писатели страны имели и другие привилегии: хорошие квартиры, дачи, зарубежные поездки. Но, конечно, они не были миллионерами в сегодняшнем смысле слова.

А сейчас все изменилось. Теперь хорошо жить литературой могут не более тридцати-сорока авторов в России. Почему? Ответ прост. Если у автора, условного Акунина, в год выходит стотысячный тираж книги, его доход можно просто посчитать. Отпускная издательская цена книги, скажем, двести рублей, значит, при стандартном роялти в десять процентов писатель получит за книгу два миллиона. Это приличные деньги. А любой автор, у которого в год выйдет трехтысячный тираж с той же отпускной ценой, получит всего шестьдесят тысяч. На год этого точно не хватит…

Здесь мы считаем именно отпускную цену издательства, а она составляет примерно половину от цены книги в магазине. Тут, кстати, заключается наше отличие от западного книжного рынка. Там часто писательский гонорар считают от установленной розничной цены. В Германии причитающийся автору процент меньше, но он считается именно от розничной цены, которую устанавливает издатель. А у нас издатель конечную цену не может устанавливать, она у нас никак не фиксируется. Так повелось с 90-х годов, и это сейчас уже почти невозможно изменить.

Почему американские авторы, например Стивен Кинг, такие богатые? Потому что у каждого из его романов тиражи по два-три миллиона, и стоят они по двадцать долларов. При общем сборе, скажем, двадцать миллионов долларов он может получить пятнадцать процентов — три миллиона долларов. Я уж не говорю про Джоан Роулинг, она просто миллиардер. Но там чистый капитализм, а у нас он совсем «вялый», если говорить о книгоиздании.

Достижением последних лет я бы назвал то, что наш книжный рынок стал «отечественноцентричным». Не так давно зарубежная проза занимала на нем намного больший процент. А сейчас вся художественная литература занимает лишь 18 процентов рынка, внутри этого блока переводной литературе достается, от силы, семь-восемь процентов. Все переводы с английского и других языков в России занимают не больше 10–12 процентов книжного рынка. Произведения отечественных авторов на нем стали преобладающими. Это большое завоевание, таких показателей нет во многих странах Европы. А в кино, кстати, все наоборот — 70–80 процентов нашего кинорынка занимает Голливуд и только 15–20 — российские фильмы. Это большая победа издательского дела России, нам удалось развернуть его в сторону родной культуры.

Основная, не зависящая от управленческих решений, платежеспособного спроса и читательских предпочтений проблема нынешнего книгоиздания состоит в том, что интернет девальвировал ценность слова. Появилась электронная книга, аудиокнига, появился YouTube. Информация, которую несет книга, стала существовать в разных ипостасях, и это привело к размыванию интереса к книге как к товару. Зачем тратить пятьсот рублей и покупать книгу, например, историка о Сталине, если человек просматривает социальные сети и сайты, включает YouTube, смотрит часовую беседу с тем же историком на ту же тему. Он получает похожий продукт в урезанном виде, в формате видеобеседы или подкастовой передачи. Это приводит к тому, что потребность в бумажной книге как в главном носителе информации все время сужается. Интернет заполняет все ниши. Обычная книга становится элитарным продуктом. Более простым продуктом, по сравнению с ней, оказывается электронная книга, которую можно полистать на бегу. Еще проще аудиокнига, которую можно послушать в машине.

Все это постепенно ведет к незаметной для многих катастрофе — российское книгоиздание с 2008 года упало в два раза. В том году у нас вышло 760 миллионов книг, сейчас же мы выпускаем только 350–400. За 10 лет ни одна отрасль промышленности в России не упала так сильно, как книгоиздание. Но это не столько наша, издательская, сколько общецивилизационная проблема...